Résurgences de la « troïka » de Gogol´ chez Pasternak et Gumilëv

Résumé Ru

Литературное потомство «тройки» Гоголя : Пастернак и Гумилев В романах крупного масштаба смерть главного персонажа и обстоятельства этой смерти обладают каким-то ударным содержанием, нередко переходящим в главный образ-символ всего действия. Так и случилось с Борисом Пастернаком. В романе Доктор Живаго смерть Юрия Андреевича тщательно инсценирована посредством связной системы знаков, которая невольно заставляет думать о финале первого тома Мертвых душ Гоголя при том различии, что все соответствующие знаки перевернуты. Такие знаки можно, кажется, свести к пяти основным образам-гнездам. Первое гнездо относится к центральному материальному образу (средству передвижения) – тройке-трамваю. Второе – к настроению пассажира. Третье — к обстановке и пейзажу. Четвертое — к слуховому фону. Пятое — к образу пешехода, который владеет тайной назначения трамвая или тройки. Не только у Пастернака, должно быть, среди писателей послеоктябрьского периода присутствовал где-то в сознании – или в подсознании – колосальный образ летучей тройки Гоголя. Один из первых, если уж конечно не самый первый, Гумилев трагически переосмыслил ее в начальных строфах Заблудившегося трамвая. Выяснив своеобразное преломление финала Мертвых душ у Пастернака и Гумилева, исследователю приходится раскрыть возможное влияние гумилевского восприятия на соответствующий эпизод из Доктора Живаго. Преобладание « рядов » сближения между неизбежными расхождениями указывает на то, что в сцене смерти Юрия Живаго, обращенной против гениального, но несколько напыщенного представления Гоголя, была и своя доля «чтения» Гумилевым того же финала Мертвых душ.