Le thème de la dolja dans le rite funéraire slave

Résumé Ru En Fr

Tема доли в славянском похоронном обряде. В начале статьи автор анализирует понятие доли, характеризующееся предопределенностью и неизменностью, в отношении к другим понятиям (век, бог, счастье, спора). У каждого человека с рождения своя доля, которой он должен довольствоваться. Доли взаимнозависимы, и если у одного её больше, у других её меньше... Доля напоминает латинскую vis vitalis, как и век (нормальный предопределённый срок жизни каждого человека, который может символизироваться... человеческим ростом). В оппозиции «свой/не свой» доля принадлежит к сфере «свой». Тот, который почему-то умер раньше времени (иногда и после времени) становится нечистым мертвецом, заложником. Автор очень подробно изучает соответственную лексику в разных языках и подчёркивает дуализм ключевых традиционных терминов, которые совмещают противоположные значения. Через обряд живые отделяются от умерших, а умершим даётся их часть : дом (гроб), пиша, то, что им будет нужно. Автор замечает, что представления о доле оставили следы в русском обществе, где особо ценилась (и ценится...) покорность судьбе.

The theme of «dolja» in slav funeral ritual. The article begins with the analysis of the concept of dolja («part »), which implies predetermination and immutability, in relation to other close concepts {vek, bog, Sčastje, spora). According to this concept, eveiyone has from birth his dolja with which he must be satisfied. The parts are interdependent and if anyone has more, the others have less... Dolja semantically close to the of latin vis vitalis, like vek (the normal, predeterminated time of life allowed to a particular person, which is also symbolized by... stature). In the opposition between svoj («yours ») and ne svoj («not yours») dolja belongs to the sphere of the subject (svoj). A man who for one reason or another dies before his time (or, less frequently, after his time) becomes a «foul» dead. The author gives a detailed analysis of the corresponding vocabulary in various Slavonic languages and stresses the duality of the key traditional concepts which unite opposite meanings. By means of ritual the living are separated from the dead, who receive their due : their house (the grave), food and other things which they might need. The author notes that the idea of dolja left a trace in Russian society where acceptance of one's fate was and is a very valued virtue.

L'auteur analyse d'abord la notion slave de dolja («part, lot »), qui implique prédétermination et immuabilité, dans ses rapports avec d'autres notions voisines (vek, bog, sčastje, spora). Chaque être humain a dès sa naissance «sa part » dont il doit se contenter. Les parts sont interdépendantes et si quelqu'un en a plus, les autres en ont moins... La «dolja » est proche de la vis vitalis latine, comme le vek (le temps de vie normal, prédéterminé, de chaque individu, symbolisé par... la taille). La dolja appartient à la sphère du sujet dans l'opposition de ce qui est à soi et de ce qui ne l'est pas. Celui qui, pour une raison ou une autre, n'a pas épuisé son temps de vie (ou, plus rarement, a vécu trop longtemps) devient un mort «impur ». L'auteur étudie de façon très détaillée des éléments de vocabulaire, dans différentes langues slaves, et souligne la dualité des ternies-clés de la tradition, qui expriment une idée et son contraire. A travers le rite, les vivants sont séparés des morts et les morts reçoivent leur dû : leur maison (la tombe), de la nourriture, ce dont ils sont supposés avoir besoin. L'auteur note que la notion de dolja a laissé des traces dans la société russe, où l'on a beaucoup valorisé (et où on valorise encore...) l'acceptation de son destin.