Le Judas de Maksimilian Vološin : pierre d'achoppement ou pierre angulaire de l'Évangile ?

Résumé Ru En

Иуда М. Волошина: «камень преткновения» или «треугольный камень» Евангелия «Лучший ученик» Христа, избранный причастьем соли, «Камень преткновения» истинного значения Тайной Вечери, спрятанного Церковной Традицией, посвященный апостол, достигший героизма подвигом своей жертвы и удостоенный вдохновлять писателей и художников с безусловным уважением Святого Писания... В первой же статье Максимилиана Волошина, посвященной в 1900 г. представлению известной Мистерии Страстей Христовых в Обер-Аммергау, уже находятся вся проблематика и все элементы загадки Иуды, которая от 1906 г. до самой смерти будет его увлекать и которую он будет углублять, больше чем любой другой писатель Серебрянного Века, через многочисленные статьи, лекции, эссе и стихотворения. С эрудицией и со страстью, исследуя одновременно источники апокрифов и гностиков, Волошин не перестает расширять эту тему, насыщенную моральными и политическими последствиями, историческими и метафизическими, до такой степени, что после Революцией Октябрьской фигура Иуды станет «треугольным камнем» его историософских размышлений о Путях России и о роли Евреев в Божьем плане Искупления.

M. Vološin's Judas: 'Stumbling Stone' or 'Cornerstone' of the Gospel Christ' s best disciple, distinguished by the communion of salt. The 'stumbling stone' of the Last Supper's underlying meaning, concealed by Tradition. The apostle made heroic through the purity of his sacrifice. A man worthy of inspiring artists in accordance with the holy texts... In Maximilian Vološin's very first article dedicated to the representation of the Mystery of the Oberammergau Passion in 1900, one can find both the problematics and ail the elements of the enigma of Judas, which haunted him from 1906 to his death and which he developed more than any other writer of the Silver Age through numerous critiques, conferences, essays and poems. With erudition and passion, Vološin jointly explored the trail of both the Apocrypha and Gnostics, and never stopped expanding the rich theme of moral and political implications, historical and metaphysical perspectives... to such an extent that after the Bolshevik Revolution, he made it the 'cornerstone' of his historiosophic reflection on the Paths of Russia and the role of Jews in the economy of Salvation.